«Стена Памяти»

Мой прадед, Ерохин Иван Семенович, не был героем войны , не совершал подвига, но он был тем человеком, который жил в это страшное время, смотрел в лицо фашистам и был комиссован рядовым в 1944 году.
До войны он работал на военном заводе в Москве. Они производили патроны, снаряды. С наступлением войны на работников завода была наложена бронь, а завод в августе 1941 году было приказано эвакуировать на Урал. Прадеду в то время было 30 лет. У него была жена и двое детишек. На Урал он решил не ехать и, практически, сбежал с семьей к родителям в деревню под Тулу. Но уже в октябре 1941 года его деревню заняли немцы. Мужчин, оставшихся в деревне, угнали в плен. Зимой, когда отряд пленных везли в Германию через Белоруссию, прадеду удалось выбить в стенке вагона доску и сбежать из поезда. По заснеженным лесам Белоруссии он шел и полз долго, отморозил пальцы ног, пока не добрался до белорусского села. Там его приютили и спасли деревенские жители. После чего он попал к партизанам, в действующую армию. Видимо, пребывание в плену наложило свой отпечаток, потому что прадед рассказывал, что он всё время воевал «на передовой». Но его дочь, наша тетя, Раиса Ивановна, склонна думать, что это было не что иное, как штрафбат. Криков «ура» он не помнит. А помнит, как солдаты поднимались в атаку с криком «а-а-а» от страха. На передовой он был осколочно ранен в легкие. Осколки снарядов еще долго давали о себе знать после войны. И снова передовая, и снова ранение в голову в январе 1944 года. Из госпиталя он выбрался только через 2 месяца, и, в сопровождении медперсонала, был отправлен домой.
Наш прадед, Иван Семенович, служил в 163 стрелковой дивизии, был пулеметчиком, стрелял из пулемета «Максим», штурмовал Днепр, видел, как множество его сослуживцев не доплыли до берега Днепра, потому что плоты были разбиты, а они просто не умели плавать.
Ему было очень тяжело вспоминать войну. Тяжело вспоминать, как они с отрядом пленных при перегоне от голода наперегонки ели только что взорвавшуюся от снаряда лошадь, глотали не жуя, даже кишки. Вспоминая, он мрачнел, сильно заикался и говорил, что война – это не время романтики и героизма, а страшное, мрачное, жестокое и тяжелое время.