«Стена Памяти»

«Мы верность, мы память,
Мы вечная память друг друга…»

О моем дедушке Жаркове Алексее Ивановиче я знала из воспоминаний бабушки – его жены, Жарковой Анны Ивановны. Долгими зимними вечерами вязала она натруженными, изработанными за трудную жизнь руками чудесной красоты шали или пряла пряжу и вспоминала вслух свою жизнь.
С раннего своего детства любила я слушать, под журчание прялки, эти рассказы, повествующие историю любви двух родных мне людей.
Давным-давно (так казалось мне в детстве), где-то очень далеко, а именно под Волгоградом, было расположено село Садовое, в котором жила девушка из церковной, уважаемой односельчанами, но не очень состоятельной семьи. Девушка была воспитана в строгости, славилась рукоделием и трудолюбием, а еще была она красавицей, в которую влюбился сын зажиточного крестьянина, по фамилии которого назывался богатый хутор Жарков.
Красота и трудолюбие, конечно, дело не последнее, но для расчетливых родителей жениха важнее было получить в снохи невесту посостоятельнее, чтобы своим приданным увеличила и без того крепкое их хозяйство. Тем более, сыном родители гордились – удался на славу и лицом и удалью.
В общем, началось противостояние двух семей – богатой Жарковых и уважаемой Панченко. Ни дать, ни взять Монтекки и Капулетти, местного уезда. Вот только закончилась история двух моих влюбленных, с точностью до наоборот – свадьбой, благодаря настойчивости и сильному характеру жениха, сумевшего противостоять родительскому упрямству.
В новой семье жизнь Аннушке сахаром не показалась. Уязвленное самолюбие свекрови и свекра, не давало им покоя – из снохи, что называется, веревки вили. До зари надо вставать, что бы поставить опару для пирогов и хлеба. Затем дойка коров. Потом накормить всю семью. Следом выезд на полевые работы. Вечерами младшие сестренки мужа, девицы на выданье, просили пошить обновки. Как тут отказать? Ведь это давало возможность лишний раз подтвердить свою незаменимость и заручиться поддержкой золовок! И только ночи были в распоряжении молодых.
Благодаря терпению и трудолюбию, уважению к родителям и главное большой любви друг к другу, смогли преодолеть Алексей и Анна все житейские трудности и доказать свое право на жизнеспособность – получили, как тогда полагалось, разрешение и благословение на отделение в самостоятельную семью.
- «Тут только и зажили мы» - рассказывала мне бабуля – «Детки подрастают. Работаем в колхозе. Свое хозяйство процветает. В 41 году Алеша купил путевку в санаторий и на удивление односельчан (событие по тем временам, тем более по сельским меркам, невероятное) отправил меня отдыхать на Черное море. Хорошо там было, как в рай попала!
Но в один из дней отдыха узнали, что началась война.
В эту же ночь сниться мне сон – гора высокая вся покрытая зеленой травой и я в нее кидаюсь как в море, с головой. И плыву по этой траве, а у самой, вместо восторга, душа плачет от леденящего страха, и сама начинаю кричать в голос. Так кричала, что проснулась от своего же крика.
Утром принесли телеграмму – «Алексея мобилизовали». Так и не пришлось нам с ним попрощаться. Обиднее всего, что, мне потом рассказали – он мог бы дождаться моего возвращения, так как еще не получил повестку. Но, придя к призывному пункту, узнал, что не явился один из призывников…»
Тогда, в 41 году, бабушке было 37 лет. На ее руках осталось пятеро детей, которых она одна поднимала на ноги, несмотря на то, что от хозяйства ничего не осталось – коров, овец, зерно забрали немцы.
Пережили Сталинградскую битву и, по рассказам бабушки, именно в её доме «квартировал» Георгий Константинович Жуков, так как дом был самым добротным и чистым.
Она уже знала, что ее муж – Жарков Алексей Иванович, числиться пропавшим без вести.
С памятью о своей любви прожила моя бабуля до глубокой старости, трепетно храня в душе воспоминания о муже и надежду на то, что он не погиб, а живет на острове Крит, потому что ей приснился про него такой сон.
В этом сне живой Алеша, водил ее по чудесному краю, показывая красоту нового своего места жительства, называя его островом Крит. Было там так хорошо, спокойно и радостно от встречи с любимым, что бабушке отчаянно не хотелось просыпаться.
Вернувшийся с войны однополчанин моего деда рассказывал, что своими глазами видел, как на передовой, за упряжкой лошадей, управляемой Алексеем, гнался фашистский танк, достигший своей цели. И было это якобы под Луганском.
А спустя три десятилетия после окончания войны от поисковиков приходило письмо, рассказывающее о расстреле немцами на станции Котельниково красноармейца, в солдатской книжке которого значились данные моего дедушки. Правда, год рождения и отчество были залиты кровью.
Официально же, по окончании войны, бабушке вручили извещение:

«Ваш муж – рядовой Жарков Алексей Иванович, 1903 года рождения,
уроженец с.Садовое, Сарпинского района, Калмыцкой АССР,
в бою за Социалистическую Родину, верный военной присяге,
проявив геройство и мужество был убит в марте 1942 года.
Похоронен (прочерк).

Райвоенком капитан А. Богданович.

Вероятно, пережив столь многочисленные, страшные и необратимые сведения о дорогом ей человеке, бабушке легче было верить своему сновидению, в котором ее любимый оставался живым, и которое она не афишировала, но со мной делилась своей тайной, впрядая в тончайшую нить будущей шали историю своей любви, как достойный для меня пример надежды, веры и любви.

* * *
Бабушки не стало в 1998 году. Было ей 94 года.
На отпевании в церкви, стоя со свечой в руке, сквозь пелену слез, я увидела, как за растаявшем на моих глазах иконостасом, открылось поле с высокой изумрудно-зеленой травой, по которой, на встречу друг другу, бежали мои молодые бабуля и дедушка. Их руки были раскинутыми, как крылья у птиц, а глаза лучились радостью и счастьем.
Слезы просохли, я поверила, как верила бабушка, что они живы и заслужили мучительно долгой разлукой, эту встречу.

- «Жди меня и я вернусь…»
Я ли не ждала?
Я сквозь желтые дожди пол столетья шла.
Шла сквозь лютую метель, стужу и жару,
Чтоб в холодную постель кануть по утру.